Это даже лучше, чем Леонкавалло!
Фик на фест "Британский флаг".
Место - первое за пьедесталом.
Изруган за обилие деталей и внезапность пейринга.
По моим личным ощущениям, не так все плохо, человек в режиме стэнд-бай так только и живет, хорошо если есть силы приподсобраться на работу.
И как еще это может кончиться, кроме как внезапно? Нет, может еще внезапно плохо, конечно. Фарами внезапно накатывающегося поезда там, или еще что. Но по мне - так лучше.
АмнистияНазвание: Амнистия
Жанр: драма, повседневность
Пейринг или ключевые персонажи: флинтвуд. Оливер Вуд, Маркус Флинт, миссис Вуд
Рейтинг: G
Отказ от прав: Все права на персонажей принадлежат Дж. Роулинг. Данное произведение создано исключительно в личных развлекательных целях и не влечет за собой коммерческой выгоды
Саммари: ожидание — жизнь, поставленная на паузу
Предупреждения: подразумеваются гомосексуальные отношения
У предпоследней модели Тахиона ручка цвета «изабелла». Не самая удачная попытка запеленать новые технологии в респектабельную обертку традиций перед тем, как выкинуть на рынок. Оливеру нравится знать вещи, о которых другие представления не имеют. Как правило, это что-то совершенно бесполезное — цвет «изабелла», например, или история китайской резьбы по прутьям прогулочных метел.
Оливер спускается по эскалатору на Вирджиния-Мейн, комкая в руке бумажный пакет с буквой М. В огромном и гулком здании вокзала теряется в вышине синеватый электрический свет, пахнет выпечкой, и Оливер думает: «Поторопился». Сырный рулет стоил два маггловских фунта, а горячая булочка с сыром и ветчиной на вокзале — полтора, но Оливер побоялся, что здесь уже будет закрыто.
На рекламке над схемой движения поездов написано «как не начать жить хуже». «Хуже, — с яростью думает Оливер, — вот как хуже?» Мужчина в переходе случайно натыкается взглядом на его лицо и шарахается в сторону. «Извините», — бормочет Оливер, опускает глаза и локтем прижимает свою белую спортивную сумку к левому боку. В вагоне напротив Оливера сидит пожилая пара — именно пара, они прижимаются плечами. Оливер смотрит на их лица, похожие на листы измятой бумаги, пытаясь аккуратно устроить в голове неприятную мысль: как же редко увидишь пожилую пару — именно пару, их вдвоем. Интересно, кто-нибудь вообще доживает до такого возраста, по-прежнему оставаясь парой?
Эскалатор наверх в центре кажется бесконечным. Лента движется рывками, и Оливер тихонько раскачивается вперед-назад. Здесь вестибюль выложен блестящими оранжевыми плитками. Оливеру больше всего нравится Площадь Тринити — бронзовые юноши с книгами и задумчивые девушки. Иногда украдкой он трогает одну за пятку. «Не трогай, оставь в покое, да боже мой!» — Мамаша дергает за руку малыша в яркой голубой куртке. Тот тоже держится за блестящую, отполированную прикосновениями ногу статуи. Ребенок трет варежкой нос, потом открывает рот, трогает языком дырку на месте переднего зуба и торжествующе смотрит на Оливера. Тот серьезно кивает: дырка от зуба — серьезное дело!
В «Кюизин Франсэз», у Флёр Уизли, сегодня суп из перепелок. Оливер не находит места для метлы на парковке и неловко пристраивает свой потертый Нимбус с поцарапанной ручкой у самых дверей. Прутья торчат на проходе. «А и пусть!» — вдруг зло думает он.
В кафе идет фотосъемка. Оливер отворачивается: и так невозможно протиснуться, а еще и вся эта техника, осветительные приборы. Фотограф быстро щелкает прилавок, девочек-официанток, посетителей. В меню написано «спрашивайте у хозяек». Оливер ухмыляется. На колледж мать с отцом откладывали с самого его рождения, так что он закончил Сент-Эндрюс и прекрасно знает, что хозяйками в среде юных обеспеченных шалопаев называют девиц из публичных домов. Ну да, ну да. Спросим у хозяек. Парень с камерой наводит фокус на Оливера. Тот закрывается меню. На доске со списком блюд мелом выведено: если вы обнаружили в супе муху, это ваша с ней судьба. Сегодня Оливер с этим согласен. К прилавку подходят нарядные дамы и делают заказ на улицу. Оливер тихо морщится – холодно же. Зима.
По вечерам Оливер дает частные уроки даме-сквибу в рамках программы «Небо для всех» школы пилотажа, которую открыли на Сейнт-Джеймс Анджелина Уизли и Кэти все-еще-Белл. После войны достаточно быстро обнаружилось, что все успешные предприятия, маленькие лавочки, средней руки заведения и в особенности стабильные, дышащие респектабельностью банки, инвестиционные компании, промышленные линии принадлежали сторонникам Темного Лорда. С гибелью или бегством хозяев они пришли в упадок за считанные годы. Растерявшиеся победители, изучавшие в университетах благородные искусства боевой магии и трансфигурации, презиравшие тонкости финансового учета и управления, оказались в незавидном положении: готовых рабочих мест на работающих предприятиях попросту не было, собственное дело решались открыть на свой страх и риск либо самые смелые, либо рассчитывающие на сбережения родителей. Рискнула Кэти, Анджелина взялась ей помогать, и теперь Оливер расхлебывает последствия очередной ее прекрасной идеи: семь фунтов в час, Олле! Конечно, они не научатся, но мы можем поддерживать надежду, пока им не надоест!
На глазок Оливер дает даме лет пятьдесят. Она немолодая, полная и добродушная, всегда встречает его тщательно причесанной, в шерстяных платьях и неизменном жемчужном ожерелье. От выходных Оливер отказался, а с понедельника по пятницу ежедневно приезжает в центр, долго ищет парковку, чертыхаясь, и еще три часа терпеливо правит одни и те же ошибки. «А потом, — думает Оливер, на секунду прикрывая глаза, — я куплю страховку на вторую метлу без ограничения по количеству пользователей. Свою ведь ему теперь не разрешат. Осталось всего полтора года». И тут же с улыбкой переключается обратно:
— Леви-о-о-о-оса, Маргарет, леви-о-о-о-оса. Нужно сильнее акцентировать «о». Давайте попробуем еще раз.
— У меня пока не выходит, Оливер. — Она улыбается спокойно и бесстрастно. — Вы не хотите чашечку чаю? Вчера я видела рекламу курсов магической кулинарии, оставила свой номер. Владелец — такой приятный молодой человек, примерно вашего возраста, может быть, вы знакомы... Абильи? Забильи? Как считаете, он позвонит?
Оливер считает, что об этом рано думать сегодня, не нужно думать вообще, думать нужно не ему— и нет, Забини не позвонит сквибу. Поэтому он отвечает:
— Разумеется, Маргарет, я уверен, что вы добьетесь всего, чего пожелаете. А теперь скажите, в каком потоке нужно двигаться на этой высоте?
— Полагаю, справа?
— Справа можно, но достаточно дорого. На самом деле следует держаться середины.
— Вы достаточно педантичны для своего возраста.
Просто я беден, задолжал за дом, был замечен в связях со сторонниками Темного лорда и вынужден уйти из спорта, а это единственное, что получалось у меня лучше, чем посредственно.
— Вы находите? Давайте повторим основные правила...
— Простите мое любопытство, сегодня вы несколько взволнованы. У вас все в порядке?
— Э... да. Да, благодарю вас. Прошу прощения. Давайте продолжим.
— Я не знаю, как принято у вас, — она со значением подчеркивает эту его мнимую принадлежность к некоему привилегированному классу, — но мы, люди, обращаемся в тяжелые моменты к Господу. Вы верите в бога, Оливер?
Магглы. Вы — магглы. И, Мерлин и Моргана, что именно вы называете богом?
— Конечно, Маргарет. Всем необходима вера хоть в какую-то высшую справедливость. Вы подготовили задание, которое я давал в прошлый раз?
В половине девятого Оливер сбегает вниз по ступенькам. Усатый консьерж ухмыляется ему в спину: последние два занятия он вел по вечерам и уходил около одиннадцати. «Представляю, что он там себе навоображал», — думает Оливер.
На парковке для метел у заведения Джинни мест достаточно. Оливер бросает свою рядом с чьей-то дипломатической, с красной рукояткой, и бежит к дверям, не раскрывая зонтика и оскальзываясь на желтых листьях. Удивительно, но именно Уизли, которым и терять-то нечего, кроме долгов, открыли столько успешных заведений: магазин Джорджа — все еще неприятно колет, хотя даже в мыслях Оливер не называет его уже «магазин близнецов», — кафе Джинни, ресторанчик Флёр, летная школа Анджелины...
Между «сэкономить и поесть дома» и «зайти к Джин» Оливер всегда выбирает последнее. Дома темно, хотя он поменял все лампочки и даже протер люстру. Темно. Здесь горячий суп и доска, залепленная визитками, картинками, смешными записями на салфетках. Пока несут первое, он вертит в руках карточку с иероглифами, на обратной стороне написано по-японски: актер, продюсер, предсказатель. На другой визитке отпечатано: администратор системы администрирования. Оливер хмыкает. От супа идет пар. Оливер переворачивает ложкой кусок рыбы, розовый с одной стороны и коричневатый с другой. В журнале, который он просматривал вчера — Джинни всегда держат там старые журналы, наверное, забирает у Малфоев весь нераспроданный тираж — было написано, что цвет лосося выходит из моды. Оливер не любит глянцевые журналы.
В кафе входит толстый мужчина со светлыми, закурчавившимися от дождя волосами, и оглядывается так, что сразу ясно: обычно он носит очки. Официантки краснеют все как одна, а посетители — даже вполне приличные люди — вдруг начинают очень громко разговаривать, кто-то хлопает его по плечу и требует: «Автограф!» Оливер вылавливает картофелину из тарелки. Мужчина присаживается за его столик. Откровенно говоря, все столы очень маленькие и протиснуться дальше при его комплекции предельно сложно.
— Вы не возражаете?
— Пожалуйста, — Оливер пожимает плечами.
Мужчина достает очки и начинает протирать их носовым платком.
— Я Гилдерой Локхарт, ведущий и ныне управляющий одной радиостанции... — Он смотрит на Оливера со значением.
«Кто этого не знает? — думает Оливер. — Малфои из любой воды выйдут сухими». Но вслух он отвечает:
— Оливер Вуд, полетный инструктор. В такую погоду лучше пользоваться водоотталкивающим заклинанием.
— Все жду, когда мне кто-нибудь наконец подаст такую гениальную идею, — раздраженно говорит известный ведущий. — Между прочим, я постоянно ищу новых людей в свои проекты.
— Да? — вежливо спрашивает Оливер. Ему интересно только, между каким это «прочим».
— А вот сейчас я ищу комментатора спортивных программ.
— И нужные люди обычно сидят в кафе и ждут, пока вы их найдете?
— Иногда. Даже часто. Так что?
— Э… спасибо.
— Спасибо да или спасибо нет?
— Очень приятный разговор, спасибо. И горячее здесь очень вкусное, рекомендую. А вот сладкое не очень.
— Хорошо. Вот здесь наверху, — Локхарт с размаху шлепает на стол толстый номер «Юлия», еще пахнущий краской и сверкающий глянцевой обложкой, — указан мой адрес. Напишите мне, когда подумаете.
Оливер кивает. Девушка в переднике в яркую продольную полоску приносит блюдечко с чеком. Оливер кладет две монеты: три и пятьдесят. Чаевые за то, что пришлось весь обед беседовать с незнакомым типом — пожалуй, нет.
На улице продолжает лить. Зонт у него есть — старый, мамин, коричневый в светло-желтые пятна. Очевидно, тот, кто его придумывал, подразумевал тигриную раскраску. Он не нравится Оливеру ни цветом, ни тем, как медленно и неохотно раскрывается. Он смотрит в кошелек и спускается вниз, в лавку. Черный зонт со смешной ручкой называется «Прокляни дождь». Оливер морщится, но покупает. Похоже, зима началась всерьез.
Ветер выдергивает дверь из его рук, она распахивается, сильно ударяясь о стену. Оливер выходит и упирается в нее всем телом, чтобы закрыть. Невысокое желтое строение напротив — маггловская церковь, дом их бога. Оливеру никогда не нравился классицизм в архитектуре, но другой поблизости нет, а у него много вопросов к этому богу или кому угодно. Впрочем, у него всегда много вопросов, но в этот раз у бога оказывается неприемный день. «Наверное, — думает Оливер, на всякий случай дергая посильнее запертую дверь, — у него там служба вроде секретариата. Как только кто-нибудь появляется в конце коридора, на дверь сразу вешают табличку «Обед» или «Сегодня прием до 15 часов».
В субботу у Джинни дают томатный суп. А в понедельник — рыбный. Дома Оливер зажигает свет во всех комнатах, ставит в тысячный раз маггловский фильм «Пуля» и начинает ждать последней, решающей сцены. Тогда он все время наклоняется к экрану и говорит: «Ну же... давай... давай, Бутч, беги! Беги!» Все также идет дождь. Хлопает дверь. Мгновение ничего не происходит, потом Оливер вдруг весь с ног до головы обливается горячим ощущением предчувствия и начинает задыхаться. Он встает, доходит до двери в холл и останавливается там, уткнувшись лбом в косяк, не в силах открыть ее и увидеть, что принесли срочную почту или, может, приехала мама. Тогда дверь открывается сама, и темнота за ней топчется, хрипло дышит и пахнет дождем.
— Ну? — неловко говорит Флинт. Оливер молча вертит головой, вцепившись в косяк обеими руками. — От радости сдурел? — Флинт шагает на свет и прищуривается. — Или не ждал? Что ты все башкой мотаешь? Вуд, ты нормальный вообще?
Оливер тяжело сглатывает застрявший в горле снитч — нет, пожалуй, бладжер — и делает шаг назад. Колени мелко дрожат. Руки трясутся, и он убирает их за спину. По всему телу прокатываются мурашки, горячая волна раз за разом проходит по позвоночнику и бьет в голову, мерно и глухо: «бам, бам». Оливеру кажется, что Марк видит, как его шатает, валит с ног каждым этим ударом.
— Ты... тебя... надо...
— Ясно. — Флинт отодвигает его плечом и проходит сразу в кухню.
«Так же, как тогда, — приходит усталая мысль. — Как тогда, когда авроры ходили здесь, как у себя дома, в любое время, пока однажды их не выставила мама, приехавшая в город в банк».
— Толку от тебя стабильно никакого, — гудит Флинт на кухне. Что-то падает, звеня, что-то катится по выщербленной плитке. — Нет, я не сбежал, нет, никто сюда за мной не вломится, и нет, не надо срочно прятать меня ни в подпол, ни к тетушке в Суррей. Иди уже сюда, размазня. Пожрать есть? О, салатик. «Закуски от Джинни». Сегодняшний?
Оливер идет в кухню, не чувствуя ног. Так бывало в детстве, если быстро бежать в сумерках — когда еще не разрешают летать, но кажется, что летишь сам, без метлы и заклинаний.
— Я тебе больше скажу: и завтрашний тоже. — Все в порядке. Голос звучит нормально. Даже руки, кажется, уже не дрожат. Можно попробовать перестать подпирать стенку, пройти и сесть к столу, например.
— Запущенное у тебя тут все какое-то. Чего рухлядь эту не выкинешь?
— Тебя жду.
— Правильно. — Флинт резко сует чашку, которую вертел в руках, обратно в шкафчик. Скрипит дверца. У Оливера кружится голова: от близости, от запаха и от липкого тошнотворного страха. — Сильно ждешь?
Оливер коротко кивает и ухмыляется на пробу.
***
Утро встречает Оливера неожиданно невыносимой пустотой разворошенной постели.
«Не пил же вчера, — обалдело думает он, хватаясь за гудящую голову, — прокляли, что ли, где-то в городе?» Он заворачивается в простыню и, держась за перила обеими руками, плетется вниз. Опять стукнула входная дверь или показалось?
— Олле! Олле, ты дома?
— Мама!
— Забыл встретить мать на вокзале, не стыдно?
— Мерлин, мама... прости, я...Мерлин мой... я действительно забыл... мам!
— Так. А чьи это ботинки? А-а... А где это... это... ну, это чудовище, которое мне никогда не нравилось?
Хлопает дверь ванной, и в гостиную высовывается голый по пояс Флинт. Зубная паста пузырится у него на губах, распространяя на весь дом запахи мяты и лаванды.
— Доброе утро, миссис Вуд! — жизнерадостно орет он и салютует зубной щеткой. — Амнистия!
Оливер понимает, что идти дальше не может, и садится прямо на ступеньки.
— С такими зубами надо сниматься в рекламе жвачки, — нежно говорит мать и улыбается. — Я действительно очень рада вас видеть, мистер Флинт. Может, этот самовлюбленный, не способный на отношения и чувства к другим людям нарцисс — мой сын — хоть немного придет в себя... Вынесет мусор и сменит обои, например?
— Не обращай внимания, — стонет Оливер. — Она сама не понимает, что говорит. Мама, я никому не позволю презирать меня, кроме меня самого!
— Да? — удивляется Флинт. — А ты вроде говорил, она магистр магической психологии.
— Доктор, — с достоинством поправляет мать.
— Тогда плохи наши дела, — скалится Флинт. — Ты идешь или поручишь светскую беседу с твоей матерью мне? Одну минуту, миссис Вуд, позвольте мне привести себя в порядок и поприветствовать вас, как должно. У вашего... — как вы сказали? — тюльпана период обостренной чувствительности, он несколько идиот.
— Мне это известно, — благосклонно сообщает мать. — Я буду на кухне.
Флинт, не глядя, швыряет щетку за спину, и она, судя по звуку, разлетается вдребезги об стену. Он быстро подходит к Оливеру и пытается поднять его за плечи.
— Ну чего? Нормально же все. Нормально уже. Я дома.
Оливер фыркает, удерживая совершенно дурацкий смех, не справляется и хохочет, уткнувшись ему в живот.
— Это у тебя здесь теперь, значит, дом?
— Ну, — кивает Флинт. — Купим розовые подушечки и что там еще надо? Комплект полотенец? Слушай, а почему среди этих милых колдографий у тебя на камине нет моей?
— А там только посмертные, — мстительно отвечает Оливер. — И зонтик.
— Чего зонтик?
— Купим. Зонтик. Зима.
В кухне что-то взрывается и грохочет.
— Мерлин! Оливер! Олле! — кричит мама. — А ну иди сюда!
— Я сейчас подойду, миссис Вуд! — кричит Флинт в ответ и шепчет: — Ну, и зонтик тоже.
Место - первое за пьедесталом.
Изруган за обилие деталей и внезапность пейринга.
По моим личным ощущениям, не так все плохо, человек в режиме стэнд-бай так только и живет, хорошо если есть силы приподсобраться на работу.
И как еще это может кончиться, кроме как внезапно? Нет, может еще внезапно плохо, конечно. Фарами внезапно накатывающегося поезда там, или еще что. Но по мне - так лучше.
АмнистияНазвание: Амнистия
Жанр: драма, повседневность
Пейринг или ключевые персонажи: флинтвуд. Оливер Вуд, Маркус Флинт, миссис Вуд
Рейтинг: G
Отказ от прав: Все права на персонажей принадлежат Дж. Роулинг. Данное произведение создано исключительно в личных развлекательных целях и не влечет за собой коммерческой выгоды
Саммари: ожидание — жизнь, поставленная на паузу
Предупреждения: подразумеваются гомосексуальные отношения
У предпоследней модели Тахиона ручка цвета «изабелла». Не самая удачная попытка запеленать новые технологии в респектабельную обертку традиций перед тем, как выкинуть на рынок. Оливеру нравится знать вещи, о которых другие представления не имеют. Как правило, это что-то совершенно бесполезное — цвет «изабелла», например, или история китайской резьбы по прутьям прогулочных метел.
Оливер спускается по эскалатору на Вирджиния-Мейн, комкая в руке бумажный пакет с буквой М. В огромном и гулком здании вокзала теряется в вышине синеватый электрический свет, пахнет выпечкой, и Оливер думает: «Поторопился». Сырный рулет стоил два маггловских фунта, а горячая булочка с сыром и ветчиной на вокзале — полтора, но Оливер побоялся, что здесь уже будет закрыто.
На рекламке над схемой движения поездов написано «как не начать жить хуже». «Хуже, — с яростью думает Оливер, — вот как хуже?» Мужчина в переходе случайно натыкается взглядом на его лицо и шарахается в сторону. «Извините», — бормочет Оливер, опускает глаза и локтем прижимает свою белую спортивную сумку к левому боку. В вагоне напротив Оливера сидит пожилая пара — именно пара, они прижимаются плечами. Оливер смотрит на их лица, похожие на листы измятой бумаги, пытаясь аккуратно устроить в голове неприятную мысль: как же редко увидишь пожилую пару — именно пару, их вдвоем. Интересно, кто-нибудь вообще доживает до такого возраста, по-прежнему оставаясь парой?
Эскалатор наверх в центре кажется бесконечным. Лента движется рывками, и Оливер тихонько раскачивается вперед-назад. Здесь вестибюль выложен блестящими оранжевыми плитками. Оливеру больше всего нравится Площадь Тринити — бронзовые юноши с книгами и задумчивые девушки. Иногда украдкой он трогает одну за пятку. «Не трогай, оставь в покое, да боже мой!» — Мамаша дергает за руку малыша в яркой голубой куртке. Тот тоже держится за блестящую, отполированную прикосновениями ногу статуи. Ребенок трет варежкой нос, потом открывает рот, трогает языком дырку на месте переднего зуба и торжествующе смотрит на Оливера. Тот серьезно кивает: дырка от зуба — серьезное дело!
В «Кюизин Франсэз», у Флёр Уизли, сегодня суп из перепелок. Оливер не находит места для метлы на парковке и неловко пристраивает свой потертый Нимбус с поцарапанной ручкой у самых дверей. Прутья торчат на проходе. «А и пусть!» — вдруг зло думает он.
В кафе идет фотосъемка. Оливер отворачивается: и так невозможно протиснуться, а еще и вся эта техника, осветительные приборы. Фотограф быстро щелкает прилавок, девочек-официанток, посетителей. В меню написано «спрашивайте у хозяек». Оливер ухмыляется. На колледж мать с отцом откладывали с самого его рождения, так что он закончил Сент-Эндрюс и прекрасно знает, что хозяйками в среде юных обеспеченных шалопаев называют девиц из публичных домов. Ну да, ну да. Спросим у хозяек. Парень с камерой наводит фокус на Оливера. Тот закрывается меню. На доске со списком блюд мелом выведено: если вы обнаружили в супе муху, это ваша с ней судьба. Сегодня Оливер с этим согласен. К прилавку подходят нарядные дамы и делают заказ на улицу. Оливер тихо морщится – холодно же. Зима.
По вечерам Оливер дает частные уроки даме-сквибу в рамках программы «Небо для всех» школы пилотажа, которую открыли на Сейнт-Джеймс Анджелина Уизли и Кэти все-еще-Белл. После войны достаточно быстро обнаружилось, что все успешные предприятия, маленькие лавочки, средней руки заведения и в особенности стабильные, дышащие респектабельностью банки, инвестиционные компании, промышленные линии принадлежали сторонникам Темного Лорда. С гибелью или бегством хозяев они пришли в упадок за считанные годы. Растерявшиеся победители, изучавшие в университетах благородные искусства боевой магии и трансфигурации, презиравшие тонкости финансового учета и управления, оказались в незавидном положении: готовых рабочих мест на работающих предприятиях попросту не было, собственное дело решались открыть на свой страх и риск либо самые смелые, либо рассчитывающие на сбережения родителей. Рискнула Кэти, Анджелина взялась ей помогать, и теперь Оливер расхлебывает последствия очередной ее прекрасной идеи: семь фунтов в час, Олле! Конечно, они не научатся, но мы можем поддерживать надежду, пока им не надоест!
На глазок Оливер дает даме лет пятьдесят. Она немолодая, полная и добродушная, всегда встречает его тщательно причесанной, в шерстяных платьях и неизменном жемчужном ожерелье. От выходных Оливер отказался, а с понедельника по пятницу ежедневно приезжает в центр, долго ищет парковку, чертыхаясь, и еще три часа терпеливо правит одни и те же ошибки. «А потом, — думает Оливер, на секунду прикрывая глаза, — я куплю страховку на вторую метлу без ограничения по количеству пользователей. Свою ведь ему теперь не разрешат. Осталось всего полтора года». И тут же с улыбкой переключается обратно:
— Леви-о-о-о-оса, Маргарет, леви-о-о-о-оса. Нужно сильнее акцентировать «о». Давайте попробуем еще раз.
— У меня пока не выходит, Оливер. — Она улыбается спокойно и бесстрастно. — Вы не хотите чашечку чаю? Вчера я видела рекламу курсов магической кулинарии, оставила свой номер. Владелец — такой приятный молодой человек, примерно вашего возраста, может быть, вы знакомы... Абильи? Забильи? Как считаете, он позвонит?
Оливер считает, что об этом рано думать сегодня, не нужно думать вообще, думать нужно не ему— и нет, Забини не позвонит сквибу. Поэтому он отвечает:
— Разумеется, Маргарет, я уверен, что вы добьетесь всего, чего пожелаете. А теперь скажите, в каком потоке нужно двигаться на этой высоте?
— Полагаю, справа?
— Справа можно, но достаточно дорого. На самом деле следует держаться середины.
— Вы достаточно педантичны для своего возраста.
Просто я беден, задолжал за дом, был замечен в связях со сторонниками Темного лорда и вынужден уйти из спорта, а это единственное, что получалось у меня лучше, чем посредственно.
— Вы находите? Давайте повторим основные правила...
— Простите мое любопытство, сегодня вы несколько взволнованы. У вас все в порядке?
— Э... да. Да, благодарю вас. Прошу прощения. Давайте продолжим.
— Я не знаю, как принято у вас, — она со значением подчеркивает эту его мнимую принадлежность к некоему привилегированному классу, — но мы, люди, обращаемся в тяжелые моменты к Господу. Вы верите в бога, Оливер?
Магглы. Вы — магглы. И, Мерлин и Моргана, что именно вы называете богом?
— Конечно, Маргарет. Всем необходима вера хоть в какую-то высшую справедливость. Вы подготовили задание, которое я давал в прошлый раз?
В половине девятого Оливер сбегает вниз по ступенькам. Усатый консьерж ухмыляется ему в спину: последние два занятия он вел по вечерам и уходил около одиннадцати. «Представляю, что он там себе навоображал», — думает Оливер.
На парковке для метел у заведения Джинни мест достаточно. Оливер бросает свою рядом с чьей-то дипломатической, с красной рукояткой, и бежит к дверям, не раскрывая зонтика и оскальзываясь на желтых листьях. Удивительно, но именно Уизли, которым и терять-то нечего, кроме долгов, открыли столько успешных заведений: магазин Джорджа — все еще неприятно колет, хотя даже в мыслях Оливер не называет его уже «магазин близнецов», — кафе Джинни, ресторанчик Флёр, летная школа Анджелины...
Между «сэкономить и поесть дома» и «зайти к Джин» Оливер всегда выбирает последнее. Дома темно, хотя он поменял все лампочки и даже протер люстру. Темно. Здесь горячий суп и доска, залепленная визитками, картинками, смешными записями на салфетках. Пока несут первое, он вертит в руках карточку с иероглифами, на обратной стороне написано по-японски: актер, продюсер, предсказатель. На другой визитке отпечатано: администратор системы администрирования. Оливер хмыкает. От супа идет пар. Оливер переворачивает ложкой кусок рыбы, розовый с одной стороны и коричневатый с другой. В журнале, который он просматривал вчера — Джинни всегда держат там старые журналы, наверное, забирает у Малфоев весь нераспроданный тираж — было написано, что цвет лосося выходит из моды. Оливер не любит глянцевые журналы.
В кафе входит толстый мужчина со светлыми, закурчавившимися от дождя волосами, и оглядывается так, что сразу ясно: обычно он носит очки. Официантки краснеют все как одна, а посетители — даже вполне приличные люди — вдруг начинают очень громко разговаривать, кто-то хлопает его по плечу и требует: «Автограф!» Оливер вылавливает картофелину из тарелки. Мужчина присаживается за его столик. Откровенно говоря, все столы очень маленькие и протиснуться дальше при его комплекции предельно сложно.
— Вы не возражаете?
— Пожалуйста, — Оливер пожимает плечами.
Мужчина достает очки и начинает протирать их носовым платком.
— Я Гилдерой Локхарт, ведущий и ныне управляющий одной радиостанции... — Он смотрит на Оливера со значением.
«Кто этого не знает? — думает Оливер. — Малфои из любой воды выйдут сухими». Но вслух он отвечает:
— Оливер Вуд, полетный инструктор. В такую погоду лучше пользоваться водоотталкивающим заклинанием.
— Все жду, когда мне кто-нибудь наконец подаст такую гениальную идею, — раздраженно говорит известный ведущий. — Между прочим, я постоянно ищу новых людей в свои проекты.
— Да? — вежливо спрашивает Оливер. Ему интересно только, между каким это «прочим».
— А вот сейчас я ищу комментатора спортивных программ.
— И нужные люди обычно сидят в кафе и ждут, пока вы их найдете?
— Иногда. Даже часто. Так что?
— Э… спасибо.
— Спасибо да или спасибо нет?
— Очень приятный разговор, спасибо. И горячее здесь очень вкусное, рекомендую. А вот сладкое не очень.
— Хорошо. Вот здесь наверху, — Локхарт с размаху шлепает на стол толстый номер «Юлия», еще пахнущий краской и сверкающий глянцевой обложкой, — указан мой адрес. Напишите мне, когда подумаете.
Оливер кивает. Девушка в переднике в яркую продольную полоску приносит блюдечко с чеком. Оливер кладет две монеты: три и пятьдесят. Чаевые за то, что пришлось весь обед беседовать с незнакомым типом — пожалуй, нет.
На улице продолжает лить. Зонт у него есть — старый, мамин, коричневый в светло-желтые пятна. Очевидно, тот, кто его придумывал, подразумевал тигриную раскраску. Он не нравится Оливеру ни цветом, ни тем, как медленно и неохотно раскрывается. Он смотрит в кошелек и спускается вниз, в лавку. Черный зонт со смешной ручкой называется «Прокляни дождь». Оливер морщится, но покупает. Похоже, зима началась всерьез.
Ветер выдергивает дверь из его рук, она распахивается, сильно ударяясь о стену. Оливер выходит и упирается в нее всем телом, чтобы закрыть. Невысокое желтое строение напротив — маггловская церковь, дом их бога. Оливеру никогда не нравился классицизм в архитектуре, но другой поблизости нет, а у него много вопросов к этому богу или кому угодно. Впрочем, у него всегда много вопросов, но в этот раз у бога оказывается неприемный день. «Наверное, — думает Оливер, на всякий случай дергая посильнее запертую дверь, — у него там служба вроде секретариата. Как только кто-нибудь появляется в конце коридора, на дверь сразу вешают табличку «Обед» или «Сегодня прием до 15 часов».
В субботу у Джинни дают томатный суп. А в понедельник — рыбный. Дома Оливер зажигает свет во всех комнатах, ставит в тысячный раз маггловский фильм «Пуля» и начинает ждать последней, решающей сцены. Тогда он все время наклоняется к экрану и говорит: «Ну же... давай... давай, Бутч, беги! Беги!» Все также идет дождь. Хлопает дверь. Мгновение ничего не происходит, потом Оливер вдруг весь с ног до головы обливается горячим ощущением предчувствия и начинает задыхаться. Он встает, доходит до двери в холл и останавливается там, уткнувшись лбом в косяк, не в силах открыть ее и увидеть, что принесли срочную почту или, может, приехала мама. Тогда дверь открывается сама, и темнота за ней топчется, хрипло дышит и пахнет дождем.
— Ну? — неловко говорит Флинт. Оливер молча вертит головой, вцепившись в косяк обеими руками. — От радости сдурел? — Флинт шагает на свет и прищуривается. — Или не ждал? Что ты все башкой мотаешь? Вуд, ты нормальный вообще?
Оливер тяжело сглатывает застрявший в горле снитч — нет, пожалуй, бладжер — и делает шаг назад. Колени мелко дрожат. Руки трясутся, и он убирает их за спину. По всему телу прокатываются мурашки, горячая волна раз за разом проходит по позвоночнику и бьет в голову, мерно и глухо: «бам, бам». Оливеру кажется, что Марк видит, как его шатает, валит с ног каждым этим ударом.
— Ты... тебя... надо...
— Ясно. — Флинт отодвигает его плечом и проходит сразу в кухню.
«Так же, как тогда, — приходит усталая мысль. — Как тогда, когда авроры ходили здесь, как у себя дома, в любое время, пока однажды их не выставила мама, приехавшая в город в банк».
— Толку от тебя стабильно никакого, — гудит Флинт на кухне. Что-то падает, звеня, что-то катится по выщербленной плитке. — Нет, я не сбежал, нет, никто сюда за мной не вломится, и нет, не надо срочно прятать меня ни в подпол, ни к тетушке в Суррей. Иди уже сюда, размазня. Пожрать есть? О, салатик. «Закуски от Джинни». Сегодняшний?
Оливер идет в кухню, не чувствуя ног. Так бывало в детстве, если быстро бежать в сумерках — когда еще не разрешают летать, но кажется, что летишь сам, без метлы и заклинаний.
— Я тебе больше скажу: и завтрашний тоже. — Все в порядке. Голос звучит нормально. Даже руки, кажется, уже не дрожат. Можно попробовать перестать подпирать стенку, пройти и сесть к столу, например.
— Запущенное у тебя тут все какое-то. Чего рухлядь эту не выкинешь?
— Тебя жду.
— Правильно. — Флинт резко сует чашку, которую вертел в руках, обратно в шкафчик. Скрипит дверца. У Оливера кружится голова: от близости, от запаха и от липкого тошнотворного страха. — Сильно ждешь?
Оливер коротко кивает и ухмыляется на пробу.
***
Утро встречает Оливера неожиданно невыносимой пустотой разворошенной постели.
«Не пил же вчера, — обалдело думает он, хватаясь за гудящую голову, — прокляли, что ли, где-то в городе?» Он заворачивается в простыню и, держась за перила обеими руками, плетется вниз. Опять стукнула входная дверь или показалось?
— Олле! Олле, ты дома?
— Мама!
— Забыл встретить мать на вокзале, не стыдно?
— Мерлин, мама... прости, я...Мерлин мой... я действительно забыл... мам!
— Так. А чьи это ботинки? А-а... А где это... это... ну, это чудовище, которое мне никогда не нравилось?
Хлопает дверь ванной, и в гостиную высовывается голый по пояс Флинт. Зубная паста пузырится у него на губах, распространяя на весь дом запахи мяты и лаванды.
— Доброе утро, миссис Вуд! — жизнерадостно орет он и салютует зубной щеткой. — Амнистия!
Оливер понимает, что идти дальше не может, и садится прямо на ступеньки.
— С такими зубами надо сниматься в рекламе жвачки, — нежно говорит мать и улыбается. — Я действительно очень рада вас видеть, мистер Флинт. Может, этот самовлюбленный, не способный на отношения и чувства к другим людям нарцисс — мой сын — хоть немного придет в себя... Вынесет мусор и сменит обои, например?
— Не обращай внимания, — стонет Оливер. — Она сама не понимает, что говорит. Мама, я никому не позволю презирать меня, кроме меня самого!
— Да? — удивляется Флинт. — А ты вроде говорил, она магистр магической психологии.
— Доктор, — с достоинством поправляет мать.
— Тогда плохи наши дела, — скалится Флинт. — Ты идешь или поручишь светскую беседу с твоей матерью мне? Одну минуту, миссис Вуд, позвольте мне привести себя в порядок и поприветствовать вас, как должно. У вашего... — как вы сказали? — тюльпана период обостренной чувствительности, он несколько идиот.
— Мне это известно, — благосклонно сообщает мать. — Я буду на кухне.
Флинт, не глядя, швыряет щетку за спину, и она, судя по звуку, разлетается вдребезги об стену. Он быстро подходит к Оливеру и пытается поднять его за плечи.
— Ну чего? Нормально же все. Нормально уже. Я дома.
Оливер фыркает, удерживая совершенно дурацкий смех, не справляется и хохочет, уткнувшись ему в живот.
— Это у тебя здесь теперь, значит, дом?
— Ну, — кивает Флинт. — Купим розовые подушечки и что там еще надо? Комплект полотенец? Слушай, а почему среди этих милых колдографий у тебя на камине нет моей?
— А там только посмертные, — мстительно отвечает Оливер. — И зонтик.
— Чего зонтик?
— Купим. Зонтик. Зима.
В кухне что-то взрывается и грохочет.
— Мерлин! Оливер! Олле! — кричит мама. — А ну иди сюда!
— Я сейчас подойду, миссис Вуд! — кричит Флинт в ответ и шепчет: — Ну, и зонтик тоже.
@темы: txt
Про фары хорошо))
Так приятно открыть для себя нового автора по ОТП! обещаю подсобраться с мыслями и написать отзыв побольше
Напишите, пожалуйста, если вас не затруднит, мне же надо набирать высоту - что не так, что онбыникогда и вообще...
Спасибо! спасибо! спасибо!!!
Отстраненно-безучастный Оливер, вязнущий в повседневности
это вот именно то, что я имела в виду и за что огребла в количестве: а зачем столько деталей, а к чему это все и вообще все расползается под руками
ну еще б ему, этому всему, не расползаться, так-то
Спасибо!!!