Сегодня холодно и солнечно, ночью в залив вернулся огромный лайнер, а вооон там, справа - красный куб, - красоты норвежского конструктивизма. Попробую днем оказаться там и поснимать поближе

Скоро я дойду до уровня восторженных придурков, которые в конце каждого послания пишут "Хорошего дня". По-русски совершенно вымораживает же, нет? Нет такого слова (c) "хорошего дня". Есть "всего хорошего" - правда, у него смысл "надеюсь, не увидимся"
В принципе, мне подходит, я почти всегда имею в виду именно его. Но понимают это только англичане.
Воспитание

Мммм... а как же нормально передать это значение?

Не то чтобы я проспала Tøyen

Просто села в метро на стадионе - по горам ветка идет по верху, разумеется, это поезд серпантином по берегу залива, - и вышла на конечной с другой стороны. Решила гулять в сторону центра, пока силы не кончатся, а там какая-нибудь станция чего-нибудь подвернется. По горам прыгает голубой трамвай, здесь же где-то поезд. Проездной на все единый, сотня в день, действует 24 часа.

Ну... когда тебе дают столько счастья, нельзя не брать, даже если уже не лезет.

Окей, гугл, как перестать орать каждое утро от счастья, просыпаясь с видом на фьорд?
Впрочем, нет, гугл. Не надо. Не ищи. Отдохни пока, у меня все в порядке

И если первые дни друзья озабоченно спрашивают - как там? Все нормально? Где ты живешь? Покажи? И ты с визгами восторга фотографируешь вид с балкона направо - на улицу и церковь, прямо - на центр и новую застройку, вон там запятая на горизонте - это Холменколленский трамплин, да-да, отсюда его тоже видно, впрочем, идиотам как я его будет видно и из Тронхейма и с закрытыми полярной ночью глазами, и налево - на крыши и фьорд, вон по нему неспешно и величаво идут круизники и грузовики, а вон парус - это яхта, а вон там, на холме... то к концу недели все уже нетерпеливо говорят - да-да, это понятно, это мы уже видели. И этот балкон тоже. И тот. И вид на церковь. И на другую церковь. И квартал деревянной застройки, Маша, успокойся. Ладно. Не успокаивайся. Да, вид из комнаты через окна в пол на фьорд ты уже снимала, да. И из кухни, через кухонное окно на фьорд тоже. Лллллладно, я не тороплюсь, покажи еще раз. Впрочем, ты знаешь, я внезапно вспомнил об одном важном деле...

Божечка. Спасибо тебе за все.

Осло, как ни трудно это признать, объективно проигрывает Стокгольму: шведскую столицу можно любить с любого места - перепрыгнул через сходни и люби, здесь же сначала такое место нужно найти. Но у меня есть несколько предложений, и даже не все они Холменколлен



Я почти никогда не вешаю свои фотки - вокруг куча людей со штативами, их куда более приятными снимками забита вся сеть, но раз уж у нас квест "смотри своими глазами", то ладно. Придется потерпеть

Господь Всемогущий, а какая пламенеющая красота в Холменколлене. Я не кинулась тоннами выкладывать именно ее только потому, что подозреваю в себе недюжинную необъективность и фаворитизм. И не без оснований

Будет день всепрощенья - бог с ним, я не дождусь

божечки-божечки, как дождаться, как дождатьсяааааа



Ну, тут я самавинавата, конечно. Превратила одну из самых захватывающих частей жизни в рутину практически. Перелет? Через два часа? Ок, у меня оба ноута с собой, зарядники и паспорт... зубную щетку здесь заехать купить или уже там?...
Но Норге, Норге-Норге-Норге, Norge er et vakkert land

">

Боженька - он все видит и непременно сведет двух дураков вместе, чтобы они не будоражили ему остальной отлаженный и спокойно функционирующий мирок.

Я два дня бегаю с вытаращенными глазами, каждого, кто приостановится вежливо спросить, как дела, хватаю в охапку, волоку в нору, связываю, укладываю лицом вниз и заставляю слушать краткое содержание курса "Галерея старых мастеров для айтишников". Потом развязываю и выталкиваю на улицу, не предложив шерри-бренди чаю. И тут среди шуршащих желтых листьев на меня набрасывается дева с красным носом, ясно указывающим на то, что топчется она у ступеней храма науки давно - у нас здесь тоже не лето, уверяю вас, как бы ни казалось, что уж в Париже-то оно вечно. От крика "Мне надо поговорить с тобой!" мне сразу становится нехорошо и флэшбэки: так вели себя абсолютно все люди в КалТехе - просто набрасывались и разговаривали. Ад для человека, присевшего на травку поразмышлять.

- Как этосамое, - осторожно спрашиваю. - Как дела?
- Мне надо поговорить о русской поэзии! - восклицает дева, и я начинаю понимать, что дело даже еще хуже, чем сразу показалось. Похоже, о старых мастерах тут не удастся вставить ни слова. Но боженька же завещал нам милосердие и выслушать каждого, прежде чем, да?
- Боюсь, я не.... - начинаю. Но ей неважно.
- Сергей Есенин!
- А-а, - говорю. - Знакомый ваш, да, понятно. Ну-у... тут я немного могу, да. Да. Чем помочь?

И тогда дева начинает сверкать глазами и сыпать терминами. Только успевай кивать и проникаться некоторым уважением к энциклопедированности, совершенно бесполезной в наше тревожное время.

- Берем его творчество, - говорит, - выкидываем все стихи, написанные в состоянии алкогольного распада личности, - почему выкидываем?! прим.маш. - то есть две трети примерно, берем оставшуюся треть. Из нее огромное количество заимствований. Пока он осваивался, хорошо научился петь с чужого голоса. Тут тебе и Gorotetskiy, и немножко Bloc, и очень много Cluev, - Очень Много, прим.маш., тянет ветер ноздрями в себя. Так вот! Cluev - представитель новокрестьянского направления в поэзии. - Киваю. Это слово я даже слышала. - Почвенник. Городецкий, на которого Есенин поначалу тоже сильно смахивал - символист. А Есенина, если делать классификацию поэтов, нельзя отнести ни к первому направлению, ни ко второму. Потому что когда он наконец-то запел своим голосом, выяснилось, что это голос иммажиниста.

И смотрит.

- Э... - говорю. - И?

С одержимыми - с ними надо нежно, это я хорошо знаю.

- Определять как-то творчество поэта, - вещает дева, - имеет смысл, когда он уже нашел свой стиль, свою нишу, и в ней самовыражается. Заимствования и копии в начале пути - это как болезнь роста, она у всех есть. Ну вот как был ребенок блондином, потом подрос, волосы потемнели, стал шатеном. Его же не будут всю жизнь блондином называть?

- ОООООооооооооооооооооо, - говорю. - Не желаете ли обсудить старых мастеров? Я быстро, клянусь!!!!!

В общем, дева всего-то желала узнать, а как это преподается в русской школе. Но не ушла живой, разумеется. К обеденному перерыву мы уже обсуждали съемки учебного фильма: Европа, камера с вертолета накатывает на Фландрию. Повсюду сидят в мехах художники за мольбертами. Глас с небес велит: а теперь у нас ренессанс тут будет! Ну воооот, ну что такое, опять какие-то новшества, - ворчат мастера, встают, кряхтя, сбрасывают меха, переодеваются в лазурные тоги, переворачивают холсты, заносят кисти и тут один такой: пссст! Ребята, а что рисовать-то?! И Рубенс такой - как хотите, у меня барокко. И ему тут же с другого конца Европы - ой-ой-ой, Тинторетто уже всего скопировал, что ли?

И понеслааааась!

(я все еще думаю про young adult, эскапизм, фан-сообщества и степени увлеченности чем-нибудь, и еще о том, что всякие атрибуты принадлежности к субкультурам я не ношу, а складываю дома, чтобы потом раздарить)

За последние сутки прочитала три книжки Геймана - два Интермира и Историю с кладбищем. От Интермиров не в восторге - он будто и в самом деле написал книгу про подростков для подростков, что за глупость! А вот История с кладбищем - нежная и хорошая, почти как Благие знамения или Никогде.

И да. Такие выходные надо законспектировать

Всё, что мне в просветительских целях рассказывали про Сикстинскую мадонну, - большое враньё и розовые слюни.
Дело в том, что после Гольбейна, Кранаха, Дюрера, Рембрандта и разного прочего старенького, Ренессанс - отвратителен. С его ненатуральной патетикой, крупными пятнами придуманного из головы цвета, горами человеческого мяса, с его пошлыми заказными аллегориями Ренессанс - это оскорбление уму и чувствам, если попадаешь на него сразу после непосредственности, наивности и драйва старых мастеров.

Ты прошёл с ними весь путь, ты вместе с ними открывал жизнеподобие и техники, ведущие к нему, как ребёнок - коробку с новыми волшебными игрушками - ой, правда? а можно? а это точно мне? С этой рахитичной одной ногой в трико, знаменующей, что она позади, с этими тремя четвертями, в которых читается фронтальный портрет, наспех переделываемый в профиль, да так и застрявший на полдороге, с этими наслажденьями мелкими бытовыми сценами и попытками пейзажей, для которых до оскомины приевшаяся евангельская сцена - порой только повод.

Старых мастеров надо разглядывать, водя по картинкам носом. Если ловить беглым взглядом основную тему, они быстро надоедят - человеческое сознание может выдержать ограниченное количество снятий с креста и поклонений волхвов. Но если рассматривать, чем заполнено пространство на доске - всей этой стиркой на верёвках, флиртующими служанками, игроками в карты и кости, лающими собаками, вороватыми кошками, играющими детьми и норовистыми лошадьми, а также кущами, хижинами в долинах и замками на горах, - вот тут-то и начинается радостное повизгивание от доски к доске, и аплодисменты художнику, как трюкачу, исполнившему очередное чудесное сальто.

Ренессанс такого внимания не позволяет. Он не столько приглашает подойти и поиграть, сколько пафосно требует аплодисментов на расстоянии. Реальный мир его не интересует и не вдохновляет: ни горний, ни дольний, ни человеческий, ни ангельский. Его интересует только "смотрите, как я умею!" Ренессанс гонится за публикой, как стареющая примадонна, сам выставляет себя на торги и сам же нахваливает: посмотрите, какие краски! какие заломы складок! Какая жемчужная рука, какая мускулистая нога, какие контрасты, какие технические приёмы! Предельное воплощение этого "вот как я умею!" - Рубенс с его сливочными и мокрыми, словно облизанными, мясами, но и все остальные тоже хороши - гигантские дворцовые билбордисты: "Хочешь быть великим, спроси меня как".

С этим в Асгарде все в порядке.

Змеиная гибкость Локи