читать дальшеЗначит, падаю я в три часа ночи по местному времени лицом вниз прям на клавиатуру спать - поют птицы, встает солнце, белый и радостный день. Самое время поспать.
И сон мне, значит. Желтые огни. Как обычно в путаных усталых снах по разным комнатам всякие смутно знакомые люди, воплощенные в сновидениях одними только яркими своими чертами или приметами делают всякое странное, но вообще - атмосфера обычного предсессионного вечера в общаге мат-меха: где-то пьют чаи за тщету всего сущего, где-то уже решили двойственную задачу максимального значения функции и философствует по поводу и без, на лестнице тихонько звенят в гитару, на сачке дым столбом и косые лучи позднего алого солнца ложатся на потрепанный линолеум коридора. Предчувствие и умиротворение, скажем так. Весна жизни и все еще впереди, плохо только уже приблизительно представлять, что за бардак наустраивали всякие
Ну вот. Побродив по всяко-разным местам, где почему-то уже смотрят ЧМ по футболу, занимаются йогой в гамаках и выстругивают из дерева кораблики (о боже, что напихано в мое подсознание, боже, боже!), я нахожу кухню (ну конечно, в любом сне в первую очередь ищи, где пожрать). На кухне - дальше хочется каждое слово с восклицательным знаком, потому что кто шипперит - тот дошипперится однажды, - сидят за высоким таким столом Мартен Фуркад и Антон Шипулин и задумчиво смотрят один в стенку, а второй на первого. Никаких изумлений во сне человек чувствовать не в состоянии, поэтому я не удивляюсь - ну подумаешь, заперлись люди на кухне, может, им поговорить надо. Причем Шипулину я чуть ли не сестра, потому что он мне задает какие-то обычные такие бытовые вопросы по жизнеустройству, то ли купила что, то ли не надо ли починить, не помню. Я пытаюсь быть вежливой и спрашиваю в том смысле, что не вуле ли ву регарде ле шампьона, парск'ил а дежа коммансе, нет? И вот это самый ужас, потому что я прям слышу, что говорю по-французски плохо. Вот, вот они скрытые страхи и болезненные ужасти, ну откуда бы мне плохо говорить по-французски, ну? И чемпион всего отвечает, что нон, мерси, нечего там смотреть, и он вообще пойдет. Наверное. Да там же дождь, говорит Шипулин. В кухне тут же прорезается окно, за ним, натурально, дождь и шум еще такой характерный - капли по крыше. Открываю глаза - дождь бьет в подоконник так, что цветы подпрыгивают. А когда я засыпала, было совершенно бездонное синее небо и солнце сияло. Золотым лучом. "Да ладно!", - говорю и засыпаю обратно, перевалившись усилием воли на диван. И дальше мне уже показывают совершеннейшую зиму, потому что направление мысли понятно, а от темы шипперства подсознание немедленно открестилось - это вообще не я, ябыникогда.
Проснулась второй раз уже с нормального утра и долго думала о том, как некоторые тайны становятся прозрачнее воды в горном ручье, когда какой-то недостающий кусочек уравнения встает на место. Как это прекрасное шипперское: "Поехали со мной, я подтащу!" - абсолютно настоящее, имевшее место в реальности, - становится простым и понятным, когда узнаешь про мононуклеоз. Оно просто превращается в дружеский и сочувственный жест человека, который сам прошел через этот же огонь, так же, в сезон, и предлагает руку помощи: я знаю, каково тебе. Я помогу.
Э-эх.
Шипулин, кстати, предложенный темп тогда не выдержал. Фуркад его подтащил, сколько мог, а потом все-таки рванул за своей медалью. Потому что некоторые вещи неизменны.